Белов зовет въебать

Раскалывая яйца в сковородку, я со злорадным удовлетворением отметил, что ручата мои дрожат.
- Это вы от радости...Свобода бля! - успокоил я шкрабки, и решил поддержать праздничное настроение в конечностях - достал из морозилки "Столичную". Бутылка масляно булькнула, - почудилось бархатное: "Привет...", и заиндевела, точно зарумянилась, как застоявшаяся девка, если без спросу пожамкать за вызревшие сиськи, - рефлекс у баб такой. Даже если получите пощечину, то покраснение кожных покровов и затаенный блеск в ее глазах обеспечен.
Поставив "все понимающую" бутылку на стол, достал с антресолей банку огурцов, которые закатывала год назад, тогда еще по паспорту супруга, а теперь просто однофамилица. Огурцы ей ни хуя не удавались, - так, соленое мочало, но теперь они вдруг сделались ядреными и хрусткими. Откупоривая банку за банкой, я не переставал удивляться чуду - что-то происходило либо с огурцами, либо...со мною.

За столом меня охватывало философское умиротворение - ну и хуй с ним, главное все живы и здоровы! Бутылка тактично и глубоко помалкивала, как старый друг или вышколенный бармен, и подливала без спроса. Брякнув на стол тарелки с яичницей, колбасой, огурцами я нетерпеливо налил леденющие писят, махнул, и похрустел огурчиком. Чего-то не хватало, сходил в комнату, вернулся. Теперь уселся надолго, пододвинул тарелки, отломил хлеба, налил, в кухню лился упоительный, серебряный Белов, "мееесяц свои блестки паа лугам рассыпал, тонкие берееезки, тонкие берееезки...", - душа оттаивает бля! Махнул. Только подцепил шмат прозрачного сала, художественно украшенного оранжевым и белым, с вкраплениями черного и душистого, как в дверь позвонили.
- Бля! Ну кого еще... Отрывают. - сказал я едва не плача, словно ко мне выстраивались очереди из гостей, хотя за полгода заглянул только продавец карманных швейных машинок, которые еще умеют откупоривать консервные банки. Настырный и улыбчивый, этот змей затек в жилище и про себя решил, что не уйдет пока не сделает на мне месячный план, и не получит перед строем таких же назойливых выкормышей кока-колы заветный бейдж "Лучший менеджер". Он не понял, что я впустил его по доброй воле, - скучно мне было. Зашел он в обед с надеждой, а выплыл "обращенным" уже глубокой ночью, оставив мне всю сумку говна, с обещанием: "Я тебе еще пылесос принесу и вешалки-присоски, и..."
Была надежда, что это детишки бегут табуном и жмут на все кнопки подряд, или селяне предлагают мешками картофель и моркву, но нет. В одиннадцать утра воскресенья, в глазке настороженно замерли две женские фигуры. "Странно..." - подумал я. Женщины не знаю уже пару месяцев, с тех пор как выхожу в свет только пополниться провизией и горючкой. С работы меня попёрли, подъедаю последние деньги.

Крайнее соитие состоялось с кассиршей из соседнего гастронома. Та задумчиво перекуривала у заднего входа, пока очередь исходила на гавно, а тут я пробегал мимо за водкой и решил познакомиться - она мне сразу приглянулась основательностью фигуры и сквозящей в объемном бюсте добротой, которой мне так теперь не хватало - захотелось чтобы пожалели чисто по-женски, приголубили - и не в потрахаться вовсе дело, поверьте.
Приголубили... Тем же вечером, золотозубая уроженка мордовского села оседлала меня, и мы галопом проскакали поболе, чем Буденный за белыми. В седле она держалась точно не хуже, шенкелей поддавала страстно и требовательно, железно стискивая яйца ручищей, а когда я жалобно ржал, прося передышки, она падала на меня, придавив горячими сиськами и шептала: "Полежи-полежи... Не спеши... - словно это я куда-то спешил. И успокоила. - Я три на три работаю. Завтра выходные...". Пиздец мне!
Теперь за продуктами хожу в дальний гастроном, зато безопасно.

Я открыл дверь, и уставился на визитерок, одной из которых сильно за сорок, - подтянутая женщина в очках, глаза ясные и убежденные, правда, в плохом освещении не разобрать в чем. Но смутно догадываюсь - "Мужики козлы!". Разведенка или счастливо отмучавшаяся от непутевого вдова.
Вторая - молодая, худенькая девушка лет двадцати. Непримечательная, - абсолютно блеклое личико без косметики - естественное, как нынче модно, - этакий недопеченный блин, россыпь прыщиков над заросшей переносицей и висках, унылый носик в черных точечках, юбка в пол, но бля! - выдающиеся сиськи прут из-под маминой кофты - этакая гиперкомпенсация от облажавшейся природы. Она часто дает таким отменные буфера, на зависть хорошеньким сучкам с двумя: то ли фурункулами, то ли угрями.
Однако сиськи не искупают душевной унылости и отсутствие любовного азарта, которое читается в фигуре, а паче в ненакрашенных, блеклых глазках. А вообще, мне было похуй, стыла водка, и я недружелюбно кивнул - мол чего?

- Вы верите в бога? - презрительно улыбаясь, огорошила меня старшая. Я ей был противен с первого взгляда. Ну а чё, я ее не осуждаю, - сам себе противен. Ну, закопала она одного безхуего долбоеба, а междуножье-то рабочее, в заводской смазке что называется, куда денешь? А душу, которая к пизде прилагается и на одной с ней ноте? А вокруг одни снулые долбоебы, вроде меня.
Вопрос поставил меня в тупик, я честно попытался вспомнить верую ли, чтобы удовлетворить их любопытство и поскорее вернуться к столу, Белов уже затянул любимое - "На дальней станции сойду, трааваа...".
- А вы знаете, что скоро конец света? - пищит младшая и щеки ее розовеют. Старшая одобрительно смотрит на нее и едва кивает. Она ее наставница, натаскивает стало быть. А сиськи у малявки ниче... Стесняется их, дуреха. Бляя, водка ж стынет, Белов так и просит въебать.
- Первый вопрос очень интимный, и требует внутренней работы для получения ответа, прежде всего для себя. А по второму, ну что вам сказать...Ху...Пускай будет! - я безразлично пожал плечами и собрался захлопнуть дверь, когда увидел, что младшая воткнула охуевший взгляд куда-то вниз и челюсть у нее медленно отваливается. Девочка была очень взволнованна, безотчетно откручивала пуговки на разгулявшейся как море груди.

И тут я спохватился - по утреннему, холостому делу я открыл мессионерам в вольготных семейных трусах, - единственно уцелевшем символе семейного счастья, да и то в виде вербального выражения "семейки". А спереди свободный клапан-гульфик, или хуй знает, как назвать, - чтобы комфортно отлить или присунуть, и пуговка отсутствует - потерялася бля пуговка. Короче - сквозняк. Я невольно опустил глаза и обомлел, - из клапана миролюбиво, словно дедок из окошка на солнышко, вполглаза прислушивался хер. Чертовы сиськи молодой сектантки сделали свое дело, и я это прощелкал.
- А вы знае...- старшая сестра осеклась на полуслове, будто почуяла неладное и строгим взглядом проследила, а что это там заинтересовало девочку.
И тут блядь, произошло неминуемое. Чем меньше ты стараешься думаешь о сиськах, тем сильнее кровяное давление кидается прямиком в хуй, вот я о них и не думал, о сиськах-то. И если начало дискуссии хер слушал в пол уха, то теперь, слова женщин его явно задели, и он во все красе вылез наружу прослушать теологический спор и всем напряженным, заинтересованным видом показывал, что не прочь блядь взять слово.
Я втянул низ живота, чтобы прогнать гада за занавеску и пробормотал: - Я тут готовил, знаете, один живу...э-э, я пойду, извините.
Самообладания старшей было не занимать! Абсолютно спокойно она отвела взгляд от пылающей залупы и, улыбаясь чуть не по-матерински, спросила:
- Один значит... А вы хотели бы, побольше узнать о вечной жизни? Вот прямо сейчас?
Да, голубушка моя, с хуем наперевес и наружу, я горел узнать. Растерянно кивнул в ответ.
- Если позволите, я войду и предложу наши брошюры, объясню с чего начать.
- Да! Мы объясним! - истерично прозвенел срывающийся голосок младшенькой.
- Верочка, - задушевно попросила старшая. - Ты лучше ступай на верхний этаж, так у нас быстрее пойдет.
- Мы оттуда пришли! - с металлом прокаркала Верочка.
- Ах, да! Тогда иди ниже.
- В подвал? Мы на первом, Галина Петровна!


В сисястую Верку вселился бес. Не совладав с эмоциями, при вид живого, в натуральную величину хуя, выглядевшего очень внушительно на моем осунувшемся и похудевшем фоне, она прогавкала: - А вы знаете, что находиться наедине с женщиной без намерений жениться, преступление, а?!
Я насторожился, и это не ускользнуло от Галина Петровны.
- Фф, чушь какая! - безапелляционно и легкомысленно фыркнула она, удивленно взглянув мне в глаза, словно спрашивая: "И откуда она это взяла?!"
- Но так написано! Вы же знаете!
- Нет-нет, не все так буквально, деточка моя. - милостиво улыбнулась Галина Петровна, не сводя с меня очень блестящих глаз. Жопой почуял, что "деточка" - это она мне. Успокаивает. - Зачем ты вводишь в заблуждение человека...мужчину, и тем поселяешь предубеждение. Это неверно.
- А вы знаете, - не унималась Верка. - что свидетели Иеговы отрицают все праздники и запрещают переливать себе кровь?! Случись чего и каюк! Подумайте!
Пуговки на ее груди трещали, один глаз сверлил меня, а другой неумолимо лез вниз, взглянуть чего там? Там торчал хуище, и приветливо улыбался сизыми губами прямо ей в морду. Все! Мне это надоело, Белов надрывается, водка стынет:
- Тогда, я для вас пропал. Мне переливали кровь. - сказал я. Это было правдой.
- И это ху...ерунда! - убежденно сказала Галина. - В случае смертельной опасности, для спасения жизни. Не возбраняется короче! - с этими словами баба нагло шагнула в квартиру и захлопнула дверь. Донесся приглушенный рык, пинок в железку и жалобный вскрик ранетой чайки Верки, будто ей прищемили сиськи. Галина Петровна даже не моргнула, проворковала:
- Куда можно положить сумочку?
Я кивнул на скамейку.
Она живо скинула туфли, неуловимо мазнула пальцами по языку, пробежала по аппетитным икрам, как по клавишам - многообещающе подтянула колготки, и разогнулась во всей красе золотолистной, поздней бабьей осени, и широко улыбнулась мне в небритую харю, - ободряюще, и вообще, по-приятельски:
- Куда удобнее, на кухню?
- Можно и на кухню. - пробурчал я. - Водки, выпьете?

- И водки выпью...- хихикнула она, намекая на большее. "На яичницу нацелилась, - с тоской подумал я и прошел к плите, - положить остатки яичницы сектантке. За спиной шуршанье, легкое мелодичное сопенье, - взволнованное, - душевный подъем одним словом - спиной чую. Кажется ей несказанно весело и уютно. - Чеж не выпить? И разговор легше пойдет...
Смущаясь, я повернулся от плиты, и только ступил к столу, как Галина Петровна с блядской улыбкой и жадными, горящими глазами, рухнула на колени, сдернула с меня трусы и со словами: "Ой, какой хорошенький! - крепко взяла хуй в руку и постучала пальчиком в залупу. - Раз-раз! Проверка микрофона! - хихикнула эта шалунья и так разинула инкрустированную золотом пасть, намереваясь заглотить все хозяйством разом, что я аж блядь поджался. Она успокаивающе огладила меня по жопе, как корову перед дойкой, зафиксировала, чтоб я не выебывался, и... заглотила.
И тут я ее узнал - училка музыки в школе моего оболтуса. Пока она там внизу распевалась, а делала она это умело, тут уж как есть, я подумал-подумал и стал жрать ее порцию, запихиваю теплую яишню в рот рукой, - до вилки было не дотянуться, а отрывать Галку совсем не хотелось.


© Алексей Болдырев